Среди японских социалистов

    Время второго пребывания Ерошенко в Японии было в истории этой страны бурным. В 1920 - 1921 годах в Японии разразился сильный экономический кризис. Правящие классы пытались переложить всю тяжесть экономических трудностей на плечи трудящихся. Это вызвало отпор со стороны рабочих и невиданный до той поры размах стачечной борьбы. Реакции пришлось маневрировать, правящие круги были вынуждены разрешить некоторые объединения прогрессивных сил. Так, в декабре 1920 года родилась Японская социалистическая лига, ставившая целью вовлечь в рабочее движение передовую интеллигенцию. И хотя состав лиги был разношерстный - в нее входили, например, анархисты и христианские социалисты, - правительство было напугано уже и тем, что появилась организация, открыто провозгласившая себя социалистической.
    В это же время родилось общество марксистов "Гёминкай" (7) ("Общество пробуждения народа"). Одним из активных его членов был Комаки Оми, незадолго до этого приехавший из Франции, где он примыкал к рево-люционной группе А. Барбюса "Кларте". В манифесте этой группы А. Барбюс призывал всю сознательную интеллигенцию стать на сторону революции; он осуждал капиталистический строй. Комаки вернулся в Японию с твердым желанием распространять идеи "Кларте". В феврале 1921 года он издал первый пробный номер журнала "Танэмаку хито" ("Сеятель"). Комаки, опасаясь преследований, напечатал журнал вдали от столицы, в рыбачьем поселке префектуры Акита. На обложке "Танэмаку хито" картина французского художника Милле "Сеятель" (8), аллегорически выражающая кредо Комаки Оми и других руководителей журнала.
    Привлекая в новый журнал не только японских писателей, Комаки Оми хотел с самого начала придать токийскому изданию "Танэмаку хито" интернациональный характер. Хотя первый токийский номер "Танэмаку хито" вышел в октябре 1921 года, когда Ерошенко уже уехал из Японии, его участие в журнале было отнюдь не формальным (9).
    Журнал был тесно связан с литературным обществом того же названия, в котором, как писал Акита, Ерошенко принимал самое активное участие. Существовало также и общественное "движение сеятелей". Его участники выступали с докладами о Великой Октябрьской социалистической революции, боролись под лозунгом "Руки прочь от Советской России", собирали средства для голодающих Поволжья..
    Где бы ни выступали "сеятели", на трибуне всегда появлялся Василий Ерошенко (10). Акита писал о том, что "пропаганда великой русской революции" Василием Ерошенко сыграла большую роль в развитии социалистического движения, и сам русский писатель "был очень популярным человеком в Японии в эпоху непосредственного влияния там Октябрьской революции".
    Активное участие Ерошенко в социалистическом движении благотворно сказалось  на его творчестве. Его поэтические образы стали конкретней, сатира приобрела общественное звучание. Он на практике осуществлял лозунг "Искусство - орудие класса", выдвинутый впервые в Японии на страницах "Танэмаку хито".
    Интересно рассмотреть, как декларации социалистов той поры отражались в творчестве Ерошенко.
    Так, в манифесте Японской социалистической лиги говорилось о будущем обществе, "где не будет богатых и 'бедных... где все будут работать и все будут обеспечены одеждой, питанием и жильем". А в сказке "Страна Радуги" Ерошенко писал о стране, "где нет бедных, где все дети едят досыта и живут в сухой, теплой комнате, где вода не течет с потолка и ветер не дует в щели", намекая, что речь идет о Советской России. Видимо, только цензурные соображения не позволили ему ска-зать об этом прямо.
    Авторами манифеста лиги были близкие друзья Ерошенко - Осуги Сакаэ и Акита Удзяку. В печати манифест появился на полгода раньше "Страны Радуги".
    Поэтому может сложиться впечатление, что Ерошенко просто отразил, проиллюстрировал в своей сказке то, что до него сказали другие. Однако такой подход был глубоко чужд слепому писателю, который, по словам Акита, "был революционером по натуре".
    Позднее, уже в Пекине, Ерошенко написал сказку "Мудрец-Время". Вот вкратце ее содержание.
    В одном из уголков нашей земли стояла древняя молельня, а в ней были статуи богов. Старики поклонялись каменным идолам, юноши же охраняли молельню и помогали совершать обряды. Много жертв прино-сили люди богам, но самые страшные жертвы - это души молодых людей. Их больше всего любили получать каменные идолы.
    В слабом неверном свете среди скользящих по стенам теней статуи богов казались живыми каменными ве-ликанами. В невероятной духоте звучала мистическая музыка, и звуки ее и молитвы заглушали робкие проклятия людей. В зыбком свете никто не видел, как слезы молящихся превращаются в кровь, а тела их содрогаются в конвульсиях.
    В кумирню эту не попадали ни чистый воздух, ни лучи солнца. Люди верили в старое предание, что стоит проникнуть туда свету или свежему воздуху, как боги сразу покарают тех, кто окажется в храме.
    Но вот однажды пришла особенно теплая весна, ярко светило солнце, пели птицы. В такое время душный мрак кумирни казался особенно невыносимым. И юноши усомнились: а не обманывает ли их старая легенда. Самые решительные раскрыли окна. Свет хлынул в кумирню и безжалостно обнажил фигуры каменных идолов, которые, лишившись теней, оказались совсем нестрашными.
    Но старая легенда оказалась правдивой. Идолы неожиданно сошли со своих пьедесталов и упали, похоронив всех, кто был в кумирне. Никто из нарушивших закон не остался в живых. Но и умирая, юноши не пожалели о том, что сделали.
    "И в свой смертный час предупреждали живых, что мало только сбросить богов на землю, - писал Ерошенко. - "Никогда не видать человечеству счастья, если не разобьет оно на куски каменных идолов" - это были их последние слова...
    Я встал. Сердце мое болело, в висках стучало, в ушах звучали слова: не видать человечеству счастья, если не разобьет оно на куски каменных идолов. О, если бы мог я отдать свою жалкую жизнь за счастье человечества!"
    Эти слова напоминают выражение Вольтера: "Раздавите гадину!", но относятся они не только к религии.
    Перебрасывая мост от аллегории к реальности, Ерошенко утверждал: "Я верю, что человечество в конце концов придет к свободе, равенству, братству, справедливости. Я верю, что этот несчастный мир вырвет власть у тех, кто ее украл, освободит слабых и бедных от неи-моверных страданий. И тогда наступит царство любви, где властвовать будут борцы за счастье людей. Дни и ночи мечтаю я об этом времени. Но когда я вижу, как молодежь изучает историю только для того, чтобы повторить ошибки и преступления отцов и дедов, когда я слышу, как юноши маршируют под барабанный бой, мне становится страшно за будущее человечества... И в эти минуты я боюсь, что нить горя людского никогда не прервется. Для меня нет страшнее такой мысли".
    В декларации журнала "Танэмаку хито" было записано: "Некогда человек создал богов. Теперь человек убил богов... Но в видоизмененном виде все полно ими. Боги должны быть убиты. Убьем их мы.. Кто признает их, тот враг. Смотрите, мы сражаемся за истину настоящего времени. Мы хозяева жизни. Кто отрицает жизнь - тот не человек нашего времени. Мы защищаем истину революции во имя жизни. Вот здесь-то и поднимается "Сеятель" вместе с единомышленниками всего мира!"
    Действительно, совпадение мыслей и даже слов поразительное. Может быть, Ерошенко читал декларацию "Танэмаку хито" в то время, когда писал свою сказку в Пекине? Вряд ли: номер журнала с этой декларацией не увидел свет - он был запрещен цензурой. "Поэтому вполне справедливо предположить, - заметил Р. С. Белоусов, - что еще до своей высылки из Японии он был знаком с основными мыслями будущей декларации и принимал участие в подготовке этого номера" (11).

(7) Общество "Гёминкай" было предшественником созданной в 1922 г. Коммунистической партии Японии.
(8) Ромен Роллан считал взмах руки Сеятеля угрозой простолюдина, бросающего ввысь пригоршни картечи. Теофиль Готье видел в этой картине образ человека, "сеющего на земле хлеб будущего".
(9) После закрытия "Танэмаку хито" его сменил другой журнал под названием "Федерация деятелей пролетарской культуры Японии", в котором, как писал академик Н. И. Конрад, "непрерывно печатали все сколько-нибудь значительное, появившееся в 20-е или в начале 30-х годов в советской литературе", в результате чего "советская литература становилась в Японии чуть ли не столь же известной, как и в собственной стране".
(10) В "Записках о высылке из Японии" Ерошенко отмечал:
    "У меня были близкие друзья среди японских социалистов... я состоял членом обществ по изучению и распространению социализма..." В сказке "Мудрец-Время" он разъяснял: "Вспоминая Москву и... Токио... собрания социалистов... я думаю о том времени, когда обнимал друзей, и мы вместе мечтали вырвать общество, государство, человечество из рук богачей и убийц, вырастить на земле сад свободы".
(11) Р. С. Белоусов первым обратил внимание на совпадение текста этой декларации и нескольких абзацев из сказки "Мудрец-Время".

<< >>